Из уважения к сединам, или Проверка на вшивость
Денис ДРАГУНСКИЙ
Дурно и неряшливо одетый старик вошел в ворота не слишком охраняемого, но хорошего дачного поселка. «Стародачного», как сейчас говорят. Охранник, тоже пожилой мужик, но в аккуратном камуфляже, как раз отлучился по малому делу – туалет был прямо в солидной кирпичной будке охраны. А когда вышел и огляделся, старик уже заворачивал за угол, с Цветочной аллеи на Вишневую, так что охранник издалека и не понял, кто это – может, вообще какой-то местный житель.
Старик тем временем вытащил из бокового кармана записную книжечку, поправил очки на носу, перелистал, хмыкнул, спрятал назад и подошел к калитке дома под номером три.
Привстал на цыпочки. Поверх забора видно было, что дача старая, ей полвека, самое малое. Но – солидная, большая. Деревянная. Двухэтажная. С крашеной цинковой кровлей и восьмиугольным чердачным окошечком под самым коньком. Такие дачи в ту пору, когда старик был молод, были у народных артистов и академиков. Старик кивнул даже с каким-то одобрением.
Потом нажал кнопку звонка.
Долго перекрикивался с хозяйкой. Она никак не могла понять, что это за Феликс Валерьевич, а он объяснял, что на минуточку к Сергею Сергеевичу.
Наконец сам Сергей Сергеевич, мужчина лет сорока, спустился с крыльца и подошел к калитке.
— В чем дело? Вам кого?
— Вас, вас. То есть тебя. Есть разговор, Сережа… Я все сейчас объясню.
Он сказал это тихо, но неожиданно очень значительно, так что хозяин отворил калитку, впустил визитера и даже как бы пригласил его в дом. Но не словами, а жестом.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
— Не надо! – сказал старик. – Спасибо. Присядем здесь.
Сбоку была скамейка, столик, детские игрушки валялись.
Старик сел.
Хозяин не стал садиться рядом, а подтащил летний металлический стул, сел напротив:
— Ну, итак…
Старик увидел, что тот потянул носом, словно бы ловя бомжатский запашок. «Имеет право! – подумал старик. – Вон какие на мне портки, какой пиджачишко!» Но вслух сказал, усмехнувшись:
— Не нюхай, я чистый. Я в хостеле живу, там душевая кабина. Бесплатная. И мыло жидкое бесплатное тоже. Но вообще-то живу бедно. Надо признаться. Пришел на закате жизни к полной, не побоюсь этого слова, нищете, да. Вот сегодня кончились денежки. Больше за хостел платить нечем.
Он грустно повесил голову.
— Ну и что я… Что я могу сделать? – поморщился хозяин.
— Приютить и обогреть! – улыбнулся старик.
— Простите, я ничего не понял…
Хозяин старался быть вежливым. «Из уважения к сединам», как он потом объяснял своей жене, которая ему устроила легкий скандал, что он впустил какого-то бомжа-афериста, а услыхав всю эту чушь, сразу же не вытолкал вон.
— А чего тут понимать, миленький. Ты же мой сын. Да, грешен, не заботился я о тебе, но тому были неодолимые причины. Но ведь не только родители должны о детях. Дети о родителях тоже. Кормить на старости лет.
— Простите, но это бред.
— Отчего же? Есть такой закон.
— Бред – что вы мой отец. Мама меня родила и вырастила без отца.
— Знаю! – вздохнул старик. – Вот она тебя Сергеичем по отчеству назвала, в честь своего папаши. Понятное дело. Но ведь ты не мог родиться совсем без отца?
— Что вы имеете в виду?
— Биологию! – старик развел руками. – Но не только. Она сама не хотела со мной видеться. Знать меня не желала. Я бы, может, и рад. Но я ни при чем, извини. Так вышло. Не по моей воле, а по ее. Так что я тут лицо пострадавшее, можно сказать.
На крыльцо вышла женщина:
— Сережа! – закричала она. – Ты еще долго? Мы садимся обедать! Дети ждут!
Ушла, громко хлопнув дверью.
— Красивая! – сказал старик. – Детей-то сколько? Двое, трое?
— Вам какая разница?
— На внуков поглядеть… Эх, Сережа, Сережа… Дачка хорошая у тебя. Правда, старая. Но это даже хорошо. Любил такие, в молодости. Эх, бывали дни! Купил? Небось, у внучки академика?
— Неважно! – сказал хозяин и вдруг тяжело усмехнулся. – Почти угадали. Моя жена – дочь известного художника. Кстати, да, академика. Академии художеств.
— Молодец! Правильно женился!
— Что ж вы сами на моей маме не женились? Она ведь тоже была… не со швейной фабрики.
— Я ж говорю – она меня знать не хотела. Но не потому, что я какой-нибудь был бездельник или пьющий. Или обижал ее. Или, боже упаси, насилие. Или, извини за выражение, случайная связь. Нет!
— Почему же?
— Потому что я просто-напросто был красивый спортивный на сто процентов здоровый донор спермы.
— А?
— Бе! Так что мы с твоей мамой так и не познакомились. Всё через банк.
— Откуда вы это знаете? Это же тайна!
— Деньги. Причем не очень большие. Взятка. Коррупция. Женщины иногда прямо с ума сходят, чтоб разыскать, чтоб хоть разочек увидеть «его»! – старик поднял палец. – Тайного отца своего ребенка. У мужчин бывает своя заморочка. Хотят свое дитя увидеть. Вот как я сейчас. Я рад, что тебя нашел.
— Вы лжете.
— Могу докУменты показать. Но не прямо сейчас. ПОртфель у меня в камере хранения (он так и сказал, с ударением на «у» и на «о»). На Курском вокзале.
— Вы лжете!
— Я совсем без копейки, и жить негде.
— Мне наплевать!
— Хоть пару тысчонок-то дашь?
— Уходите! – он повысил голос.
— И никакой в тебе жалости к своему старому отцу? Пускай чисто биологическому, но ведь это я дал тебе жизнь. Вместе с мамой твоей, конечно. Но – пополам! Ну ведь пополам же?
— Хватит! Вон отсюда!
На крик выбежала хозяйка.
— Что здесь происходит? – заорала она. – Полицию вызвать?
— Извиняюсь, извиняюсь…
Старик с натугой поднялся, опираясь рукой на скамейку.
Дошел до калитки.
Сам открыл ее. Сам захлопнул.
***
Выйдя из ворот поселка, он прошел метров двести, а потом присел на кучу досок, которые валялись на обочине дороги. Посмотрел на небо. На высокие березы, чуть шумевшие от легкого ветра. Подставил лицо июньскому солнцу, ощутив одновременно и жар, и дуновение. Расстегнул лоснящийся пиджак, сунул руку в карман заношенных брюк. Достал айфон.
Через полминуты перед ним притормозил «Мерседес».
Крепкий парень лет тридцати, в белой рубашке и узком галстуке, выскочил из машины и подал старику руку.
Тот встал, покряхтывая. Уселся на заднее сиденье.
— Опять мимо, – бормотал он, достав записную книжку и вычеркивая очередную фамилию с адресом. – Опять мимо, ну что за люди. Еще четверо осталось…
— Куда теперь, Феликс Валерьевич? Какой адрес?
— Нет, нет, это уж потом, это уж не сегодня. А сейчас… – он громко засмеялся. – А сейчас «в клуб, Анри!» То есть, пардон, Генрих Альбертович.
Подзаголовок дан редакцией
