Продолжаем публикацию фрагментов из книги "Закат в коричневых тонах", написанной нашим отважным питерским коллегой, и начатой с главы "Дневник опричника"
Сергей ГУЛЯЕВ, Санкт-Петербург
Это была странная картина. Все вокруг смеялись, радовались, и только бабушка маленькой Лизы плакала, несмотря на царящее вокруг общее невероятное веселье. Впервые она видела внучку такой живой, эмоциональной и бесконечно счастливой болтушкой. На помосте перед бассейном поочередно верещали, раскачивая симпатичными мордашками, два серебристо-серых дельфина, и их заливистые трели подхватывала белобрысая солнечная девчушка в оранжевом жилете, подражая им и голосом, и жестами. Девочка, как могла, дирижировала этим хором, заливисто хохотала, приплясывала и приседала перед ними на корточки, смело совала маленькие ручонки в пасти дельфинов и что-то эмоционально рассказывала своим новым друзьям на своем, а может, и на дельфиньем языке. Это было так трогательно и мило, что даже тренер (и по совместительству пет-терапевт) Нина едва сдерживала слезы и ком в горле.
– Уверяю вас, они точно говорят на одном языке и абсолютно понимают друг друга, – успокаивала она бабушку девочки. – Вы ее одна воспитываете?
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
– Почему вы так решили?
– Это трудные дети, мамы часто отказываются от них еще в роддоме.
– Мама есть! Она сейчас работает. Приедет к нам позже. Да, у Лизы синдром Дауна, но она для нас самая лучшая, умная, самая красивая. Мы ее очень любим и ни за что не откажемся. Вы понимаете, это такое дитя, которого просто нельзя не любить. Она всех узнает, она все показывает – где мама, бабушка, папа. Попросишь ее что-то принести, унести, на стол поставить – всегда помогает, все делает с радостью, с улыбкой. За веник возьмешься – она у тебя из рук выхватывает: мол, давай бабушка, я сама! Чудо-девочка! Она очень светлая и солнечная! Дочь сказала, что сделает все, чтобы бы это был самый счастливый ребенок на земле!
Читайте в тему:
* * *
– Вы как будто не в настроении, Денис Вадимович? Волнуетесь? Понимаю, в Кремль не каждый день приглашают! Ну, вы теперь – Герой России, не должны трусить, звание обязывает. Соберитесь и помните, о чем мы договорились.
Куратор из президентской администрации – лысоватый молодой чиновник, холеный, слегка одутловатый, с выскобленным лицом и маникюром на пухлых ручках – суетился в гостиничном номере капитана первого ранга Дениса Сонина, подгоняя его собираться побыстрее. Церемония награждения была запланирована на полдень, идти от гостиницы до Спасских ворот не больше десяти минут, но уже в семь утра Валерий Иванович постучал в дверь его номера и потребовал немедленно на выход.
– Позавтракаете на месте, там уже все приготовлено, да и с другими героями познакомитесь. Давайте-давайте! Скорее!
Еще вчера в это же время он стоял в центральной рубке подводного ракетоносца, шедшего согласно боевому приказу в указанный квадрат на 120-метровой глубине, принимал доклады подчиненных. И вот спустя 24 часа отправляется пешком через Красную площадь в Георгиевский зал Кремля на встречу с президентом!
В эти сумасшедшие сутки вместилась чертова уйма событий. Вертолет забрал его прямо с палубы всплывшей подлодки – это был срочный вызов в штаб флота – в Севастополь. Недолгая беседа с адмиралом, инструктаж, затем короткое свидание с женой – его отпустили домой взять парадную форму. Потом сразу в Бельбек – на севастопольский военный аэродром и военно-транспортным бортом – в Москву.
В Подмосковье на военном аэродроме Чкаловский уже ждала машина Главного военно-политического управления, на которой его доставили к заместителю министра. В кабинете генерала капитана первого ранга Сонина представили Валерию Ивановичу, куратору АП, слащавому и немного манерному чиновнику, перед которым, казалось, робел и сам замминистра…
– А кортик оставьте в номере, с оружием туда нельзя. – Валерий Иванович театрально развел руками. – Таков порядок!
Капитан первого ранга удивленно посмотрел на куратора. Оставлять кортик в номере отеля ему не хотелось. Это же неотъемлемая часть парадной формы… Но и спорить с чиновником не стал.
– И бумажник тоже оставьте здесь. В карманах ничего не должно быть.
Телефон у него отобрали еще накануне, перед встречей с замминистра, сказали, что вернут после церемонии награждения. Попросили не покидать номер гостиницы и не пользоваться проводным телефоном. Удостоверение личности офицера Валерий Иванович попросил для оформления пропуска, да так и не вернул пока. Денис напомнил ему про документ, но тот жестом успокоил его: «Мол, все в порядке!»
Сонин, кажется, так и не заснул в эту ночь. Как и у многих подводников, у него было расстройство сна. Он старался спать в ночное время, но ритм жизни военного корабля, вечная темнота подлодки меняли ежедневно этот порядок, он спал тогда, когда сил уже не оставалось ни на что другое. Здесь, в номере «Москвы» категории «люкс» с видом на Манеж и Госдуму была роскошная огромная кровать и абсолютная тишина, тяжелые светонепроницаемые шторы скрывали дневной свет, и можно было расслабиться и отключиться хоть днем. Но не получилось…
Замминистра намекнул ему на перспективы карьеры, что нужно готовиться к поступлению в Академию Генштаба, сказал, что видит его адмиралом. Сонин искренне и воодушевленно благодарил за доверие, заверял генерала, что готов служить Родине на любом посту, куда его определит командование.
Но в гостинице, как только остался наедине с собой, воодушевление прошло, и опять как наваждение нахлынуло гнетущее ощущение тоски и предопределенности какой-то неотвратимо грядущей катастрофы. «Соберись, Сонин, хватит наматывать сопли на кулак! Ты – без пяти минут адмирал. Тебе сегодня Верховный главнокомандующий присвоит высшее звание, вручит Звезду Героя! Вот он, неожиданный зигзаг судьбы, твоя минута славы. Ты на вершине военной карьеры, перед тобой – новые горизонты, и чего ты зажурился?»
Он криво усмехнулся этому прорвавшемуся в мысли украинскому словечку. Сонин уже давно не использовал в разговорах украинизмы, но часто думал и размышлял на языке своих деда и бабки – на суржике мариупольского разлива, города, где прошли детство и юность.
Теперь, там, на родине Героя, должны будут поставить его бюст. Он горько усмехнулся. Где?! Его города больше нет. Мариуполь подчистую стерли с лица земли его сослуживцы и братья по оружию. Такие же, как и он.
* * *
– Кто-то думает, что дельфины – это рыбы. Это не так! Когда-то они ходили по земле, а потом вновь вернулись в море и уже больше никогда его не покидали. Они очень похожи на нас: кормят своих малышей молоком, дышат легкими, температура их тела, как у человека, и по интеллекту дельфины совсем ненамного отстают от людей. С рождения малыш узнает свою маму и общается с ней при помощи звуков.
Нина, пет-тренер дельфинария «Немо» в маленьком курортном городке на Черноморском побережье под Одессой, привязалась к Лизе и всякий раз, принимая ее от родителей на занятия, подолгу разговаривала с ребенком, подготавливая к встрече с дельфинами. Она не сюсюкала с Лизой, намерено не подстраивалась под ее возраст и болезнь, а говорила как с взрослым человеком. И в ответ получала взрослые вопросы.
– А дельфиненок сразу умеет плавать, или его тоже учат мама с папой? Я уже умею плавать, только с нарукавниками. Дельфинятам нарукавники надевают?
Лиза поздно научилась говорить – только к трем годам, но теперь она словно пыталась выговориться за все предыдущие годы молчания – тараторила без умолку, перескакивая с темы на тему, ставя своими вопросами в тупик и бабушку, и маму, и дельфиньего тренера Нину.
Родителям маленькой Лизы, родившейся с непростым диагнозом, дельфинотерапию посоветовал лечащий врач как возможный вариант медико-психологической реабилитации для улучшения концентрации внимания и способностей к запоминанию информации, развития моторики, координации, для смены эмоционального фона. Никто и предположить не мог, насколько этот совет окажется полезным и поворотным в судьбе ребенка.
Этот летний месяц на море в Коблево совершенно преобразил Лизу. Ежедневные купания с мамой и бабушкой в море и в «Немо» – с дельфинами, занятия с такими же, как и она, солнечными ребятами в реабилитационной развивающей группе детского санатория разбудили в этой застенчивой нескладухе какой-то невероятной силы маленький внутренний реактор энергии… То, что дома, в Виннице, они с трудом добивались за полгода, здесь усваивалось в считанные дни.
Бабушка с гордостью хвасталась достижениями внучки:
– Лизонька уже все буквы выучила! И уже начала читать по слогам! Представляете, она слоги складывает!
Такого прогресса в практике дельфинотерапии у Нины еще не было. И она справедливо списывала эти успехи на какое-то невероятное упорство и необыкновенный энтузиазм родителей Лизы, вкладывавших все сердце и душу в своего малыша…
В день отъезда из Коблево Лиза с бабушкой и мамой пришли попрощаться с дельфинами, принесли угощение – пакетик свежей барабульки и бычков.
– Йижтэ, ну, йижтэ!
Лизонька совершенно спокойно и бесстрашно протягивала рыбку поочередно каждому из своих новых друзей. Она брала рыбку всей ладошкой, ей еще не хватало мелкой моторики, и трудно было ухватить барабульку пальчиками за хвост. Дельфины, словно понимая это, очень аккуратно и осторожно, одними губами, нежно снимали с маленькой ручонки лакомство.
– Вам, наверное, непросто путешествовать, но вы обязательно приезжайте следующим летом! Мы все привязались к Лизе, будем скучать и ждать ее! И я, и дельфины.
– Приедем, Нина! Правда, донечка? И не только сюда! Я тебе весь мир покажу, все страны объедем!
* * *
Несмотря на ранее утро, на брусчатке главной площади перед Кремлем уже гуляли сотни туристов. Куратор в который раз пересказывал ему порядок подхода за наградой, говорил еще что-то, но Сонин, хоть и кивал ему «на автомате», в такт шагам, почти не слушал чиновника.
Все внимание каперанга поглотила девочка лет четырех в сиреневом платье и белых колготах, что скакала прямо перед ними. Крепко схватив за руки папу и маму, она совершала гигантские шаги, поочередно отталкиваясь от брусчатки то одной ножкой, то другой, поджимая ноги и ненадолго повисая, задорно и бесшабашно смеялась при этом, радуясь невесомости.
Сонин помрачнел, вспомнив вчерашнее свидание с женой в их новой большой и просторной квартире в Балаклаве. Там он, считай, еще и не жил. Ключи получил к празднику защитника Отечества, а уже через неделю подводная лодка, командование которой он принял накануне, подключилась к военной спецоперации, контролируя н-ский квадрат акватории Черноморья.
Сойдя на берег, он первым делом позвонил жене и предупредил, что, возможно, приедет. Супруга обрадовалась и бросилась в магазин прикупить деликатесов и вкусностей. Но Сонин дома не задержался и категорически отказался от обеда. Спешил на аэродром, внизу его ждала служебная машина, а вылет военного борта в столицу задерживали только из-за него.
– Тебя не посадят?
Вопрос жены застал его врасплох.
– За что?
Командующий флотом только что сообщил Сонину о присвоении ему высшего звания, но просил пока никому об этом не сообщать, даже семье. Супруга тревожно наблюдала за его спешными сборами, помогала сложить форму в чехол-чемодан и ждала объяснений.
– Ну, это же ты стрелял ракетами по Виннице? Только у вас на лодке «Калибры»?
– Допустим…
– Там погибли почти тридцать гражданских, трое детей, младшему – четыре года…
– Что ты несешь? – Сонин нервно отбросил чемодан, рванул в кабинет, с шумом расположился за рабочим столом и застучал по клавишам ноутбука.
Супруга стояла в дверях, прислонившись к косяку, прикрыв рукой рот, словно опасаясь, что сказала лишнее. Глаза мгновенно налились слезами. Она поняла, что он еще ничего не знает.
* * *
На стенах, книжных полках, в ящике с игрушками, на кровати и посуде Лизы – всюду теперь были дельфины. Мягкие дельфины-подушки, постельное белье с дельфинчиками, ночничок над кроватью в виде прыгающего через кольцо дельфиненка, коврик на полу… В детской было, словно в дельфинарии. Дельфины стали самыми важными персонажами историй и сказок, которые читала или выдумывала мама, любимыми игрушками Лизы. Она не садилась за стол, если не было ее тарелки, привезенной из «Немо», она не засыпала без плюшевого дельфиненка. Самый частый вопрос Лизы – «Когда мы опять поедем к дельфинам»? «Наступит лето, и обязательно поедем!» – успокаивала мама. «А когда наступит лето?» – «Скоро!»
Но скоро наступило не лето, а война. В конце зимы лица взрослых стали вдруг отчего-то грустными и тревожными, они все чаще шептались о чем-то на кухне, втайне от Лизы. Просыпаясь, каждое утро она с надеждой спрашивала маму: «Лето еще не наступило?» Та лишь печально качала головой.
На востоке страны женщины и дети спешно покидали свои дома, толпы беженцев из Киева, Харькова, Херсона ненадолго заполонили тихую и спокойную Винницу, потом также враз схлынули – перемещаясь дальше на запад Украины и в Европу.
Надо было эвакуироваться и им, но Ирина не хотела прерывать курс лечения Лизы и ее занятия с логопедом. Все оттягивала отъезд. Война шла где-то далеко. Пал Херсон, были почти окружены Киев и Чернигов, полыхал Донбасс. Беда была в Мариуполе. Здесь же, в тихой и провинциальной Виннице, еще по-прежнему работали школы, детсады, детские кружки, кинотеатры, кафе. Здесь не было военных частей и объектов – ничто не предвещало беды.
Логопед очень хвалила Лизу. «Господи! Что за чудо ваш ребенок! Какая же она умница и красавица!» Лиза очень старалась и довольно быстро научилась выговаривать букву «л». Теперь коника она называла уже не вофадкой, а по-взрослому – лофадка. Оставалось освоить букву «ш».
– Ну, Лизонька, давай попробуем: «Шишки-шишки, мы на передышке»!
– Фыфки-фыфки, мы на передыфке!
– Умницы, молодчинка, солнышко! Сегодня уже гораздо лучше!
«Какая чистая и открытая душа, не девочка, а солнечный ангел! Мы ее все просто обожаем! Наша любимица!» – вторила логопеду воспитатель в детском саду. Там была специализированная группа, где с детьми занимались врачи и преподаватели, массажисты и воспитатели со специальным образованием.
Бабушка уговаривала поехать в Европу, но Ирина, как могла, оттягивала этот шаг, уговаривая себя: «Здесь пока тихо. Где мы там найдем такого логопеда, таких врачей, бесплатные лекарства и уход за ребенком?»
* * *
В огромный помпезный золоченый Георгиевский зал Кремлевского дворца их запустили за час до начала церемонии. До этого был завтрак с утонченным меню – мини-пирожки, десятка два видов бутербродов, среди которых первыми закончились те, что были с икрой – белужьей и красной: кавалеры и лауреаты не стеснялись накладывать на тарелки по три-четыре каждого вида. Были горячие блюда – блинчики с икрой, сырники, нежнейшие рыбные расстегайчики, меню английского и европейского завтрака, тарелки с санкционными сырами, колбасами, буженинкой, языками, олениной, хамоном, трюфелями и огромный сладкий стол с пирожными, чаем и кофе.
Сонин почти не притронулся к еде. Выпил чашечку черного эспрессо, закусив каким-то пирожком.
Зал был полон известных медийных лиц. Выделялся на фоне других маленький коренастый крепкий телеведущий во френче с какой-то смешной кличкой – то ли про птичьи экскременты, то ли что-то связанное с обезьяной нетрадиционной ориентации. Сонин силился, но так и не смог вспомнить. Вокруг звезды телеэкрана сплотилась группка то ли депутатов, то ли журналистов, лица эти мелькали в телевизоре, но Сонин в силу специфики службы редко смотрел телевизор и не знал этих людей, да и политикой мало интересовался.
Политика сама им заинтересовалась. До марта 2014 года он служил в другой стране, на другом флоте и на единственной во всех военно-морских силах Украины подводной лодке. Перспектив карьеры у Сонина было немного, максимум – командир БЧ, боевой части. Тогда Крым внезапно захватили «зеленые человечки», и его субмарину блокировали российские военные. Экипажу предложили сдаться, пообещав продолжение службы. Сонин не раздумывал ни секунды. Он с завистью смотрел на российских подводников – новые атомные крейсеры сходили со стапелей едва ли не ежегодно, его ровесники уже командовали подводными кораблями, а он за годы службы на флоте лишь дважды опускался на перископную глубину. При разделе Черноморского флота в 1997 году Украине досталась не самая новая субмарина. Ее состояние уже тогда требовало капитального ремонта или списания, и большее время службы проект номер 641 – «Запорожье» вместе с экипажем находились в ремонте на верфях и заводах.
Двадцать девять его коллег остались с Украиной. Сонин, как и большинство экипажа «Запорожья», переприсягнули новой родине и получили должности на подводном флоте ВМФ России.
Не сказать, чтобы ему легко далось это решение. Но Сонин оправдывал себя тем, что море – это его жизнь, что он подводник и не представляет себе иной службы. Наконец, в Севастополе у него квартира и семья. Да он мог бы найти и еще тысячу оправданий своему предательству, но взгляд его единственного друга и сослуживца, отказавшегося пожать ему на прощание руку, все равно перевесил бы все эти аргументы.
Вскоре Сонин действительно получил новую должность на российской подлодке и внеочередное воинское звание. Но все в его жизни с тех пор как-то неотвратимо пошло под откос. Словно Каинова печать отпечаталась на его судьбе – каждый новый взлет знаменовался какой-то новой потерей. Жена с сыном ушли от него, когда он принимал первую должность на российской подлодке. Они ничего не сказали ему прощание, просто уехали в Украину – в родной Мариуполь. Он звонил, просил вернуться. Сын поставил жирную точку: «Я тебя не уважаю, отец, не звони больше!»
Потом один за другим ушли из жизни любимые дед и бабушка, и на похороны к ним он не смог приехать. Шла операция в Сирии, он испытывал новые ракеты, расстреливая боевиков в Алеппо. Да если бы и был в Севастополе – кто бы его пустил в Украину? А если бы и пустили, как бы он там смотрел в глаза родным, соседям, бывшим сослуживцам?
За участие в операции в Сирии его отметили повышением по службе, орденом и званием участника боевых действий.
Новая жена Сонина была учительницей. Очень милая женщина, вдова офицера. Справедливая, бескомпромиссная и умная. Она была нежна и заботлива, внимательна и очень добра к нему. И даже, как ему казалась, по-настоящему полюбила его. Если бы его посадили в тюрьму, она, несомненно, как декабристка последовала бы за ним.
Но тут все было иначе. И вот это его и терзало сейчас больше всего. У нее был один, но существенный «недостаток» – она была очень честной и принципиальной…
Сонин, чтобы как-то отвлечься от своих ночных мрачных мыслей, читал выбитые золотом на белом мраморе памятных досок имена Георгиевских кавалеров, Героев Советского Союза и Героев России. За каждым из них стояли свершения и подвиги. Где-то тут вскоре выбьют и его имя на мраморе… Через несколько минут здесь, в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, зачитают указ о присвоении ему звания Героя России, президент вручит ему «Золотую звезду», и он войдет в пантеон героев Отечества!
Начальник Главного военно-политического управления вчера дал ему для ознакомления написанное на него представление на высшее звание. Там было очень много пафосных слов про участие в специальной военной операции, про точечный ракетный удар из подводного положения «Калибрами» по военному штабу, где в это время находились на совещании и затем были уничтожены около полусотни высших офицеров ВСУ, про высокие морально-волевые качества капитана первого ранга, его успехи в командовании подводным крейсером, точном и беспрекословном выполнении поставленных боевых задач… И еще много всего, кроме одной-единственной правды: что его «подвиг» не имеет ничего общего с тем, что на самом деле случилось в Виннице.
* * *
– Ну-ка, повтори еще разок: шишки-шишки, мы на передышке!
Ирина с Лизой никогда не ездили на занятия на автобусе. Две остановки от их дома на Академика Янгеля – не такой уже длинный путь. Большую часть его она везла ребенка в коляске, а через парк, до Дома офицеров, Лиза уже сама катила свою коляску с любимой куклой и плюшевым дельфиненком, старательно вышагивала, не отставая от мамы.
«Дошколярик» объединял в бизнес-центре «House of Officer’s» сеть развивающих кружков для детей, среди которых была и логопедическая группа для таких же одаренных Богом солнечных малышей, как и Лиза.
– Сышки-фыфки!..
– Умница моя! Красавица! Почти получилось! Ну, давай еще разок…
Еще разок уже не получилось.
Земля вдруг вздыбилась под ногами, качнулась, швырнула их, словно морская волна, разметав по асфальту, и все вокруг утонуло в черном облаке дыма, гари и пыли, враз поглотив и солнце, и дневной свет, и мир. Где-то в пляске этого внезапно обрушившегося безумного смерча далеко от земли мелькнула знакомая розовая коляска, а рядом словно взмахнула крыльями большая белая птица… И это было последнее, что отпечаталось в уходящем, ускользающем сознании Ирины.
* * *
Решение, как можно исправить всю свою жизнь прямо здесь и сейчас, Сонину пришло внезапно. И от этой мысли на душе вдруг стало так легко, будто с плеч упала тяжелейшая глыба. «И что я мучился, ведь все так просто: сейчас объявят мое имя, я выйду к микрофону и скажу, что не могу принять эту награду. Признаюсь, что никакого подвига я не совершал! А было как раз наоборот: выпустив три ракеты «Калибр» стоимостью семь миллионов долларов каждая, я убил вовсе не офицеров ВСУ, а только маленькую Лизу – девочку с синдромом Дауна – и тридцать таких же мирных, ни в чем не повинных людей»!
Он решил, что глядя в глаза президенту, скажет о том, что эту бессмысленную и жестокую братоубийственную войну нужно немедленно прекращать… А потом вернется в свой номер, откроет окно… «Окно не открывается, – вспомнил Сонин… – Есть кортик. Кортиком можно убить себя»?
В этот миг заиграла музыка приветственного марша, и ведущий объявил: «Президент Российской Федерации»!
В Георгиевском зале все вскочили с кресел и бешено зааплодировали. Сонин поддался этому общему порыву, тоже встал и, как все, захлопал в ладоши, хотя и без энтузиазма, злясь на себя и боясь выдать свое настроение.
* * *
Ассистент-практикант Олеся встретила тренера у входа.
– Нина, кажется, дельфины заболели. Я открыла вольер, а они не идут в бассейн. И от еды оказались.
– Господи, еще не хватало!
Такое уже было недавно, когда рядом с Коблево обстреляли ракетами пляж. Взрывная волна разбила часть окон в дельфинарии, дельфины нервничали и отказывались выходить на тренировку. Но эта ночь прошла спокойно, взрывов вроде бы не было.
Нина включила смартфон – привычно посмотреть военные сводки с фронтов. Первая же информация была про ракетный обстрел в Виннице – за тысячу километров от них. Сердце неприятно екнуло. Нина открыла сообщение и опустилась на скамейку.
– Боже, как они это чувствуют?
Строчки сообщения мелькали и сквозь слезы расплывались перед глазами, пряча от нее смысл написанного. Но ролик, прикрепленный к сообщению, не оставлял надежды. Девочка с коляской и мама. За полтора часа до… И этот до боли знакомый монгольский разрез глаз на совершенно светлом, открытом, солнечном, бесконечно прекрасном ангельском личике.
«Как о н и это чувствуют»?
* * *
– Товарищ президент! Капитан первого ранга Сонин!
– Поздравляю!
До микрофона было два метра. Награжденные подходили к нему и растекались длинными благодарственными речами за оказанные им честь и высокое доверие.
Два шага до его Рубикона. Сонин повернулся к залу, где сидели герои и лауреаты, и ужаснулся: их невозможно было различить, словно все они были на одно лицо! Одинаково слащавые угодливые улыбки, заискивающие и понимающие взгляды… Он вспомнил наконец кличку популярного пропагандиста, прямо перед ним – по алфавиту – получившего из рук президента орден «За заслуги перед Отечеством»: Соловьиный помет! Ему показалось, что это именно его лицо и было растиражировано на всех сидящих в этом зале.
Сонин шагнул к микрофону. Он просто физически ощутил вдруг происходящие в нем перемены, некое неожиданное преображение в облике. Он не видел себя со стороны, но понял, что в этот миг стал частью этого большого общего – таким же, как и все в этом зале, с таким же лицом!
– Служу России! – отчеканил капитан первого ранга.
И грохот аплодисментов в зале, словно камнепад, обрушился на него, засыпая, захоранивая, бетонируя как ненужные, отслужившие свое атавизмы, все эти остатки совести, зачатки чести и репутацию, напрочь беспощадно растоптанные им собственными ногами.
Июль 2022 г.
