Перевод русской классики на феню
Из новой книги «Колоски памяти»
Оказывается, кое-что из русской классики вполне переводимо на блатную феню. Я попытался перевести три фрагмента из пушкинского «Бориса Годунова», и, по-моему, опыт получился довольно любопытным.
ОРИГИНАЛ
Димитрий (гордо):
Тень Грозного меня усыновила,
Димитрием из гроба нарекла,
Вокруг меня народы возмутила
И в жертву мне Бориса обрекла –
Царевич я. Довольно, стыдно мне
Пред гордою полячкой унижаться. –
Прощай навек. Игра войны кровавой,
Судьбы моей обширные заботы
Тоску любви, надеюсь, заглушат.
ПЕРЕВОД
Тень пахана́ меня короновала
И погоняло мне дала: Митяй.
Вокруг меня фартовых замутила
И Борьку отдала мне в петухи.
Харэ! Смотрящий я, и стремно мне
Шестеркой быть при польской воровайке.
Линяй, коза! Мочилово, разборки,
Моей пацанской жизни непонятки
Помогут буфера твои забыть…
ОРИГИНАЛ
Царь (входит):
Достиг я высшей власти;
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей душе. Не так ли
Мы смолоду влюбляемся и алчем
Утех любви, но только утолим
Сердечный глад мгновенным обладаньем,
Уж, охладев, скучаем и томимся?..
Напрасно мне кудесники сулят
Дни долгие, дни власти безмятежной –
Ни власть, ни жизнь меня не веселят;
Предчувствую небесный гром и горе.
Мне счастья нет. Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать –
Но отложил пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых.
ПЕРЕВОД
Да, я теперь смотрящий.
Шестой уж год держу общак я в кодле,
Да все не в кайф. Вот так баклан сопливый
На тертую маруху западает,
Но стоит лишь под кожу ей загнать
Шершавого – как болт уже кемарит.
Напрасно шестерит вокруг братва,
Пророча, что я буду в шоколаде.
На кой мне хрен нужна такая жизнь!
Я чувствую: вот-вот кирдык настанет.
Вокруг – одно фуфло. Я так хотел братву
Порадовать на киче жирным гревом,
Чтоб оттянулись хавкой и бухлом.
Но тут включил мозги: оно мне надо?
Под честным паханом ходить им стремно,
Они любить умеют только жмуров.
ОРИГИНАЛ
Самозванец (входит):
Вот и фонтан; она сюда придет.
Я, кажется, рожден не боязливым;
Перед собой вблизи видал я смерть,
Пред смертию душа не содрогалась.
Мне вечная неволя угрожала,
За мной гнались – я духом не смутился
И дерзостью неволи избежал.
Но что ж теперь теснит мое дыханье?
Что значит сей неодолимый трепет?
Иль это дрожь желаний напряженных?
Нет – это страх. День целый ожидал
Я тайного свидания с Мариной,
Обдумывал все то, что ей скажу,
Как обольщу ее надменный ум,
Как назову московскою царицей, –
Но час настал – и ничего не помню.
Не нахожу затверженных речей;
Любовь мутит мое воображенье…
ПЕРЕВОД
Фонтан. Сюда маруха приканает.
Да, вроде, не конек я бздиловатый,
Перед собой не раз видал амбец.
Очишко пред амбецем не играло,
Светил кичман мне вечный, без откидки.
Меня пасли – я клал на них с прибором
И все ж на деле так и не сгорел.
Но что тогда теперь меня кошмарит?
Откуда взялся гребаный мандраж?
А может, просто я запал на биксу?
Нет, все ж – менжа. Ведь ждал я целый день
Условленной с марухою свиданки,
Кумекал, как ей замутить мозги,
Как форс собью с умняши гоношистой,
Царицей назову братвы московской, –
Но час настал – не варит бестолковка.
Боюсь, речугу толком не толкну;
Любовь-морковь сознанку отключила…