Еврей в баварской пивнушке — больше чем еврей
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
Мой холонский приятель Гриша, ярый германофил, давно бредил поездкой на Октоберфест.
— Представляешь, это же рай земной! Октябрь! Пиво! Сиськи! Много пива! Много сисек! И при этом — полный орднунг и уважуха к окружающим.
Идея германского «орднунга» на фоне израильского левантизма была для него путеводной звездой. И если бы он не устроился очень даже неплохо на Земле обетованной, думаю, обязательно эмигрировал на «Неметчину». Ну, еще и русская жена, полюбившая Израиль, была серьезным сдерживающим фактором.
В тот год он активно окучивал меня — бросить всё и отправиться в Мюнхен, дабы принять участие в самых массовых в мире народных гуляниях. Но пивом меня не соблазнишь — не особо люблю я этот пенный напиток (за исключением бельгийского «крика», который знатные пивохлебы и за пиво-то не держат), всё больше по хорошему вину специализируюсь.
Ну и затянутые в корсеты пышные бюсты кельнерш — тоже не предел моих мечтаний. Если уж говорить начистоту, то не такие знойные женщины — мечты поэта (в моем лице). Мне как-то больше по душе южанки — еврейки и итальянки, а шарм француженок ни на какие выдающиеся части немецких барышень не променяю.
Октябрь, который по баварскому времени приходится на последнюю декаду сентября, — конечно, бархатный сезон. Но если уж я поеду, то, простите за занудство, со своей лучшей половинкой. И не ради сомнительных развлечений, а познавательного туризма для.
В общем, нашел Гриша себе другого компаньона — автомеханика Мишу, который помимо золотых рук обладал еще и завидным аппетитом. И отправились они в Мюнхен. Спустя неделю я ему позвонил — интересно ж было, как эта далеко не юная парочка ловеласов порезвилась вдали от благоверных.
— Это не телефонный разговор, — буркнул Гриша. — Давай встретимся в пабе, я угощаю…
— Что, мало тебе баварского пива было? — удивился я.
— Да ну его, это баварское, — тяжело вздохнул мой приятель. — При встрече всё узнаешь.
Обычно цветущий, на сей раз Григорий выглядел уныло. А под его левым глазом чуть ли не всеми цветами радуги переливал синяк.
— Где это ты такой «фонарь» схлопотал? Небось, на дуэли за любовь юной кельнерши?
— За любовь, за любовь… За любовь к глупым авантюрам!
И вот что мне поведал мой приятель.
Прибыв на место, они с Мишей в первый же час хорошенько заправились пивом. И в какой-то момент, глядя на веселящихся и тискающих бюстатых красоток немцев, Гриша стукнул кулаком по столу:
— Майн херц Михель, не кажется ли тебе, что мы чужие на этом празднике жизни?
— Ты считаешь, Гриня, что мы здесь на фиг никому не нужны?
— Ну да! Они себе гуляют и веселятся, а мы, представители народа, положившего Германию на лопатки, только уныло тратим деньги, пьём и писаем, писаем и пьём. Куда это годится?
— Гриша, что ты надумал? — хмель слетел с еще мгновение назад затуманенного сознания Миши. — Надеюсь, ты не собираешься кричать им «Гитлер капут!»?
Григорий сразу понял, о чем идет речь. Брат Миши, Женя, однажды в Берлине тоже как следует нажал на пиво. И вполне естественной потребностью стало избавление от его излишков. Честные поиски туалета в вечерней столице Германии ни к чему не привели, а в открытые кафе проситься как-то неудобно было. А природа требовала своего. Женя набрел на небольшой скверик с кустиками и начал процесс освобождения Берлина. И вдруг на его плечо легла тяжелая ладонь. Оглянувшись, страдалец увидел полицейского. Тот что-то сказал суровым голосом по-немецки.
— Да пошел ты! — возмутился Женя, попытавшись сбросить руку с плеча — дабы спокойно завершить процесс. Но полицейский был настойчив. Израильский гость пихнул немца локтем в живот. И тут полицейский строго сказал:
— Хенде хох!
Такое Евгений стерпеть не мог. Еще сильнее пихнув стража порядка, он завопил:
— Ты, полицай вонючий, пошел вон! Гитлер капут!
Нетрудно представить себе, чем эта эпопея завершилась для Мишиного брата…
Итак, Гриша поклялся, что ранящая немецкое самосознание фраза произнесена не будет:
— Наоборот, я хочу побрататься с немцами, сказать, что зла на них не держу, что было — то было…
— Шесть миллионов, — напомнил Миша. — Такое забывать нельзя.
— Ой, когда это было! — махнул рукой Григорий. — Смотри на этих немчур — разве кто-то из них мог быть нацистом? Другое поколение! Мир, дружба, пиво, сиськи!
Выбрав веселую компанию за длинным столом, Гриша втиснул свои нехилые телеса между двумя бюргерского вида баварцами, которые горланили какую-то нескончаемую песню. При этом он обнял одного из них за плечи и выдал весь словарный запас положительных слов о дружбе народов. Немец особой радости не испытал, но петь перестал.
Миша, не обнаружив на скамейках свободного места, стоял в сторонке и наблюдал за процессом братания. Гриша тем временем второй рукой обнял еще одного баварца и тоже попытался подпеть. Второй немец церемониться с чужаком не стал. Привстав, он сбросил Григория со скамейки.
— Что ж ты, сука, делаешь? — возмутился Гриша. — Я к тебе со всей душой, а ты…
Поведение Григория выглядело весьма угрожающим — особенно на фоне его богатырского телосложения. Но и германцы были отнюдь не ботаниками. Несколько из них поднялись из-за стола и окружили незваного гостя.
Нет, они поначалу не били Гришу. Они только что-то кричали. И так ему обидно стало, что он заорал:
— Гитлер капут, фашисты проклятые! Капут ваш Гитлер!
И сделал весьма выразительный жест, согнув одну руку в локте и ударив по ней второй рукой. При этом в тесноте он чувствительно двинул того самого баварца, который сбросил его со скамейки.
Вот тогда Гришу и стали бить. Дружно. И больно. И не только руками. А подошедший на шум полицейский внимательно наблюдал за схваткой, ничего не предпринимая. Минут через пять избиение прекратилось и тогда страж порядка подошел к Грише и помог ему встать на ноги. Вместе с Мишей полицейский отвел избитого в ближайший парк, где в это время запускали фейерверки, вскрывали красочные бочки и глазели на бюстатых кельнерш, соревновавшихся, какая из них сможет одновременно перенести побольше кружек с пивом. Никаких мер воздействия к участникам потасовки херр полицай, похоже, предпринимать не стал. Во всяком случае, к Григорию всяческий интерес он потерял.
Когда Гриша немного пришел в себя, они с приятелем отправились в гостиницу. Откуда холонский мечтатель несколько дней не выходил — вплоть до того момента, пока не настало время отправиться в аэропорт.
Самое интересное, что разочарование, постигшее Гришу, не изменило его отношение к Германии. Вот только на Октоберфест он больше ездить не хочет. Даже ради текущего рекой пива и аппетитных бюстов.
Для полноты впечатлений рекомендую вам почитать репортаж с Октоберфеста нашего собкора в странах Западной Европы Александра Меламеда «Губит людей не пиво».
