Сегодня — годовщина смерти одного из самых знаменитых мультипликаторов — Фёдора Хитрука
Владимир ПЛЕТИНСКИЙ
Иллюстрация: Википедия
Хитрука, Хитрука знают все наверняка… Увы, теперь в прошедшем времени — знали…
Не всем довелось пообщаться с ним в неформальной обстановке. Мне повезло. Но я об этом никогда не писал – на мемуары в духе "Великие и я" не тянет, а просто погреться в лучах славы известного человека – как-то не очень греет.
На заре туманной юности довелось мне поработать в узбекистанском Клубе кинопутешественников. В загранкомандировки меня не отправляли — "пятая графа" покрепче любого замка. Да и вообще, киношный период в моей биографии был весьма краток – как-то больше тяги было к газетной журналистике и к литературе…
Зато это было то самое время, когда удалось познакомиться с некоторыми людьми, имя которых было на слуху. Все объяснялось просто: наши лаборатория и монтажная находились в ташкентском Доме кино на том же этаже, что и несколько гостевых комнат. Некоторые кинематографисты почему-то предпочитали останавливаться здесь, а не в гостиницах. И по вечерам им бывало скучно. А тут – если не шла проявка пленки – допоздна гостеприимно раскрытая дверь (помещение проветривалось очень плохо). Вот и заглядывали к нам на огонек.
Хитрук, несмотря на открытую дверь, постучался в дверной косяк и негромко сказал:
— Тук-тук-тук!
— Проходите, Фёдор Савельевич, — тут же отреагировал я, зная от администраторши Гали, кто из знаменитостей селится в номерах. – У нас здесь не "посторонним В".
— Удивительно, молодой человек, обычно мультипликаторов не узнают, — протянул теплую ладонь Хитрук. – Какими шедеврами вы здесь занимаетесь?
— Да вот, кое-что отсняли, только еще не решили, во что лучше смонтировать – в "Броненосца Потемкина" или в "Винни Пуха".
— Нормальный ответ, — кивнул мэтр, снимая легкую кожаную куртку. – Чаем не угостите?
— Да, конечно, присаживайтесь.
При виде пиалы с чаем Фёдор Савельевич ужаснулся:
— Напрасно вы чифирите. Быстро сгореть можно.
— Да какой же это чифир, — рассмеялся мой коллега Ринат Газизов. – Это слабенько заваренный чай. Чифирить будем часа в три ночи – если надо будет пленку рано утром на экран выпустить.
Чай и в самом деле был по ташкентским меркам не самым крепким. Но для москвича и это было чем-то запредельным.
Разговор у нас был о чем угодно, только не о мультипликации. Поскольку дело было буквально через месяц после кончины дорогого Леонида Ильича (то есть, плюс-минус пару недель тридцать лет назад!), в какой-то момент разговор зашел о Брежневе.
— Не знаю, куда теперь страна повернется. Леонид Ильич анимацию любил. А вот новый, — Хитрук многозначительно поднял указательный палец вверх, — шутки юмора не уважает. Сурьезный человек. Слишком сурьезный.
Для нас даже это ироническое высказывание в адрес первого лица в присутствии практически незнакомых парней тогда было откровением. Естественно, попытались мы раскрутить гостя на тему, что говорит московская элита.
— Да вы знаете, я особо и не прислушиваюсь, — добродушно отреагировал Фёдор Савельевич. – Мало ли о чем на кухнях шепчутся.
А потом пошли фронтовые воспоминания, какие-то истории из жизни мультипликаторов, увы, за давностью лет позабытые, но больше всего мне были интересны рассказы о детстве Хитрука – он с 1931 до 1934-го жил с родителями в Штутгарте.
— Я там успел даже в художественно-ремесленном училище позаниматься, — поведал Хитрук. – В Германии впервые были опубликованы мои рисунки.
— Остались бы там – стали бы знаменитым германским художником, — заметил я.
— Молодой человек, смею напомнить, что в 1933-м к власти в Германии пришли нацисты, — внимательно посмотрел на меня Фёдор Савельевич. – Вряд ли я и мои родители уцелели бы. Я думаю, что у вас к ним тоже есть свой счет. Кроме того, я предпочитаю быть знаменитым советским мультипликатором. Вы-то к "Винни-Пуху" как относитесь?
— Да как можно относиться к вашему Винни! Но мой самый любимый мультик — "История одного преступления".
— Мультик… – поморщился Хитрук. – Не люблю это слово. А "История одного преступления" – нормальная лента, хороший выбор.
Тепло распрощавшись, мы договорились, что завтра вечером Хитрук заглянет к нам.
На следующий день журналист ташкентской "Вечерки" Витя Энкер забежал ко мне:
— Старик, срочно хватай фотоаппарат – пойдем интервью у Хитрука брать.
Фотокамера как всегда была при мне. Хитрук, увидев меня, приветливо улыбнулся:
— Так вы, молодой человек, мастер на все руки!
К сожалению, вечерняя встреча не удалась – папу мультипликационного "Винни-Пуха" куда-то пригласили. Больше мне с ним встретиться не довелось, да и ясно, что такое мимолетное знакомство он едва ли запомнил бы. Увы, по дороге в Израиль среди пропавших двух третей моего архива оказались и фотографии Хитрука. И все, что осталось со мной, — это воспоминание о нескольких часах общения с человеком, которого я, не кривя душой, заношу в не очень длинный список моих кумиров.
Фёдор Савельевич, прощайте. Планета вашего имени опустела. Вы унеслись к звездам, прихватив с собой частицы душ своих почитателей. Да будет светла ваша память!
